1900-й

Негромкая музыка. Луч света. И голос. Его голос. Узнаваемый тембр. И... лавина, волны за волной. Легкая и мощная одновременно. Свободная, как ветер. Свет, цвет, музыка. Волны океана. Чечетка, которую он бьет, легко и играючи. Свободная игра. Как и для джаза, слово импровизация, не умещается в этих волнах жизни. И следующий шаг не предугадаешь.
Олег Меньшиков.
Легкий, романтичный...
Костик из Покровских ворот
Молодой Барон де Сигоньяк из Капитана Фаркасса
Мой любимый клоун
Артеньев в Моозунде
... странная, сложная Дюба-Дюба

И элегантный, слегка отстраненый, где-то жесткий, с уже другими ролями
Утомленные солнцем
Кавказский пленник
Сибирский цирюльник
Восток-Запад
Золотой теленок, где он просто был...
Доктор Живаго

Из его спектаклей я смотрела Игроков с Сухоруковым... Не запомнилось... Не захватило...

1900-й. Мне очень хвалили... Да и история захватывающая. Написанная Алессандро Барикко "1900"
1900-й - не дата, это имя. Имя маленького подкидыша, родившегося на корабле, перевозившем эмигрантов в Америку. Младенца обнаружил чернокожий матрос и дал ему свое имя: Дэнни Будман. А для солидности добавил буквы, красующиеся на коробке, в которой лежал ребенок: С.Д. Лимон. Не хватало только красивой концовки. Дэнни почесал в затылке и решил - пусть будет 1900-й, год, когда он нашел мальчика. Новоченто. Так его все и звали - 900-й. Он стал гениальным джазовым пианистом и много лет играл. Играл так, как будто в этот момент гулял по улицам Парижа, дышал воздухом Монмарта. Где никогда не был. Играл для пассажиров, ни разу не сойдя на берег. Он пробовал... Пробовал сойти... Шел уже по трапу... И вернулся ...Даже когда корабль пришел в негодность и его начинили динамитом, чтобы взорвать далеко в море, он все равно не сошел, так и умер. 900-й знал только корабль, рояль и музыку, а все остальное (обычная жизнь в том числе) его пугало.
Не самая сложная пьеса, не самая. Как пишут критики...
Яркий финал с монологом героя из того уже мира. Спокойное, простое объяснение себя.
Собравшийся некогда вступить на землю, уйти к людям, в нормальную жизнь, герой с высоты палубного трапа видит улицы огромного города, и порт, и снующий многомиллионный человеческий муравейник. Видит и возвращается назад, на корабль, потому что не находит края мира, потому что на бескрайней клавиатуре жизни не сможет играть хорошо. На ней он сможет играть только плохо.

Удивительно, но после роли Мити в Утомленных солнцем, видишь романтичного, слегка одинокого. Играющего с удовольствием, наслаждающегося каждым моментом, движением, словом на сцене. Легко. Свободно. И наслаждающегося отзвуком зала.
Открытый и не защищенный. Говорит как умеет и любит. Иногда взахлеб, теряя слова. Иногда до слез - его и зала, до боли в сердце. Под музыку джаза. Без лишних декораций. Это его моноспектакль. Это его роль.